Не спеша лишать себя тепла вещи Лео – мне было дорого это ощущение, - я открыла дверь и высунулась. Именно так в кинематографе принято показывать самых красивых и сексуальных персонажей, так, как увидела я Лео. Даже все эффекты были соблюдены, рожденные моим воображением: замедленность, искрящиеся блестяшки в воздухе, ароматный теплый порыв ветра. Молодой человек стоял спиной ко мне, в одной хакама. Его широкая спина, голая и широкоплечая, играла скульптурными изгибами, когда он опускал и поднимал руки, засвечиваемый рассветными лучами. Его тело купалось в расплавленном золоте солнца и слегка колышущиеся на неощутимом сквозняке прядки пропускали его через себя. Он развешивал на бельевых веревках мою одежду, выстиранную и отжатую сильными руками. Я никогда не видела мужчин, занимающихся подобным.
- Я принес тебе во что одеться, - над плечом бросил он, не отвлекаясь.
- Я видела, - только и смогла произнести я. – Ты постирал всё вместо меня! Мне неудобно…
- Ничего, - отмахнулся он, расправив мою хакама и закончив.
- А ведь это я собиралась сделать тебе что-то приятное. Теперь я вовсе в неоплатном долгу. Напечь тебе булочек с хурмой? – оживилась я, вспомнив хоть что-то, что могу сделать для него. Лео сморщил нос, тут же разгладив и заулыбавшись.
- Мы переели с Хонбином её в своё время. Хурмы было так много. Нас от одного её вида подташнивает, - я засмеялась. Да уж, представляю попавших сюда мальчишек, из тех условий, в которых они были до этого. И вдруг запустили козла в огород. Они, наверное, полрощи на двоих или троих зажевали. – Ты достаточно делаешь для всех нас.
- Не думаю, - погрустнела я. После вчерашних откровений и не надеюсь, что я вообще делаю тут что-то значительное или полезное. Всем хочется верить в свою незаменимость, а тут выяснилось, что с моей ролью разнорабочей справится любая наёмная тётка. Всего-то чисти, три, готовь… - Завтрак! О боже, там же ещё посуду мыть! – снизошло на меня озарение и, быстро вернувшись в комнату и впрыгнув в чистое, я понеслась наверх, с сожалением прощаясь, мысленно, с обнаженным Лео.
Ступеньки всё ещё были скользкими, но хотя бы освещенными. Хорошо, что я успела подмести их все, и на них не лежала разбухающая липкая листва, на которой навернуться тоже было раз плюнуть. Возле школьного класса раздавался непривычный для раннего утра в монастыре шум. Приближаясь, я заметила, что Сандо и Пигун сидят на крыше, занимаясь чем-то, Шуга суетится внизу, с ним Чонгук, а Джин служит проводником между ними на лестнице, перехватывая и подавая какие-то предметы. Мастер Ли стоял на земле, руководя каким-то процессом. Заметив меня и мой удивленный взгляд, он указал пальцем на трудящихся:
- Буря сломала ночью ветку, и она упала на кровлю, проломив её. Вот, латаем, - ветки уже не было, конечно. Убрали, чтобы не мешала чинить покрытие. Увидевший меня Джин, извинившись и попросив подождать его, спустился с лестницы и подошел, не приближаясь близко под надзирательским взглядом Шуги.
- Доброе утро, Хо, - его глаза смотрели так, будто хотели выдавить что-то. Он не был зол, нет. Скорее раздосадован или что-то вроде этого.
- Доброе… - промямлила я.
- Я волновался за тебя ночью, - сказал он, и я поняла, откуда вся эта мимика. – Хотел убедиться, что ветер не вынес твою дверь, но она была распахнута. Испугавшись, я вошел, и обнаружил, что тебя там нет…
- Я… - пойманная с поличным, я заставляла себя произнести правду, но это было трудно.
- Была у Лео, я знаю, - произнес Джин. Покраснев, я не выдерживала его взгляда.
- Ты, наверное, думаешь что-то не то…
- Я думаю, что был прав на его счет. Он не такой уж тихоня-привратник.
- Ты ничего не знаешь о нём, - вступилась я, чем выдала свои чувства. Другие, может, и не заметили бы, а вот для Джина моя фраза была говорящей.
- Я знаю, что он позволяет себе то, что запрещено монахам. И он это должен знать лучше, чем мы.
- Это не он, а я, - опять защитила я его репутацию, на этот раз посмотрев в глаза другу.
- Ты? – усмехнувшись, Джин наклонился ко мне, чтобы тише обсуждать наши дела. – Ты, Хо? Хочешь заставить меня поверить, что девочка, которая дрожит от одного мужского касания и, считай, никогда не целовалась, сама пристаёт к двадцати пяти летнему парню? – Ну, похоже, всё так и было, Джин. Расстроить тебя подтверждением? Лео куда невиннее меня, но я не скажу этого вслух. Я не хочу обсуждать Лео ни с кем. Всё, что я раздобыла, что касается его, только моё. Но как я оправдаю своё поведение, свои домогательства? – Он тебе так нравится? – Задал вопрос Джин. Вот так запросто. Я такая прозрачная, что едва осознанное мною сразу торчит из всех щелей?
- Мне нужно готовить завтрак, извини, - не ответив, я втопила и, вприпрыжку, унеслась на кухню.
8 и 9 октября
Хан вернулся на следующий день, но показался мне каким-то бледным, а не отдохнувшим. После кристального воздуха гор зачах в городской загазованности? У меня тоже голова закружится, когда я отсюда уйду. По многим причинам. А, может, в семье Хана неприятности? Что, если жена попросила поменять работу? Хорошо, здесь монахи не навечно – это выяснили, но тот путь, на который они встанут, могут ли они сойти с него, отказаться? Если их воспитают до упорства Лео, несомненно, они сами никогда не захотят изменить долгу. Долг, долг, долг! Как я устала от этого слова, лишенного свободной воли, истребляющего удовольствия и противостоящего радостям. И постоянно держащим в напряжении, что ты обязан действовать, ведь быть в долгу означает надобность отдавать его. А размер данного займа никто не оговорил, вот и выходит, что это кувшин без дна, в который можно сыпать до самой смерти, да так и не наполнить его. Что за тяжкая доля…
Однако спарринги и тренировки продолжал вести Лео. На третий день изгнания меня с урока физкультуры он разрешил мне вернуться и присоединиться к остальным, чему я была неимоверно рада. Но поскольку пары мне всё равно не было, то к группе пришлось присоединиться самому Лео, показывающему приёмы со всеми поочередно. Разминки по утрам с Чимином тоже возобновились. После ураганной ночи всё улеглось, как будто произошедшее в душах также было всего лишь непогодой, после которой вернулось солнце, но только кое-что неопределенное, что-то смутное и абстрактное где-то между некоторыми из нас, как кровля школьного класса, поломалось и требовало не то починки, не то выброса, окончательно износившееся и непригодное. На дворе, тем временем, наоборот похолодало, и солнце уменьшило отрезки прогулок между облаков. Внизу, у подножья Каясан, ещё золотая осень, и мои одноклассницы ходят в школу в белых блузках с коротким рукавом, а мы тут живем в условиях более суровых. На будущее надо привыкать и к такому.
Мои омовения под присмотром Лео усложнились тем, что он жил эти дни не в сторожке, а пока дотащишь теплую воду в его логово, половина расплескается, а половина остынет. В моей комнате – кто угодно надумает заглянуть, а Лео на пороге вызовет подозрения. Но я всё равно попросила его помочь мне как-то и, немногословный и вновь отстраненный, он предложил посторожить меня в бане. Два вечера подряд, после всех дел, мы натаскивали туда воды и я, не волнуясь совершенно под его охраной, приводила себя в порядок.